12 мая 1848 года торговец Сэм Бреннан (Sam Brannan) провел «одиночный парад», чтобы объявить о начале Калифорнийской золотой лихорадки.
«Золото! Золото из американской реки!» — кричал он на Маркет стрит в Сан-Франциско. В одной руке у Бреннана была шляпа, а в другой — бутылка золотой пыли. Жители Сан-Франциско и ранее слышали ложные новости о золоте, но судя по всему, крики торговца заставили их кинуться на поиски богатства.
У Бреннана были веские основания не промывать золото, а распространять новости о нем. Практичный предприниматель владел универсальным магазином, обслуживающим рабочих лесопилки Саттера — места, где было обнаружено золото: в течение недели до того, как кричать на улицах Сан-Франциско, он скупал все кирки и лопаты в городе.
Объявление Бреннана помогло подстегнуть развитие знакового события в истории Калифорнии. Сам он сколотил состояние на продаже инструментов для горнодобычи, и несколькими годами позже его действия оказали влияние на формирование известной мысли: во время золотой лихорадки продавай лопаты.
Действительно, большинству шахтеров не особо везло. А вот кто процветал, так это мужчины и женщины, которые предпочитали игнорировать золото и интересовались другим ресурсом — сотнями тысяч вновь прибывших, которые превратили изолированную пограничную зону в процветающий и промышленно развитый населенный пункт менее чем за 10 лет.
«Калифорнии нужно было все, и у нее не было ничего», — пишет Эдвард Долник (Edward Dolnick) об экономике того времени в своей книге «Лихорадка» (The Rush). Бизнесмены, осознавшие это, получили огромную выгоду от торговли, а также от потока товаров и людей, стремящихся на новую землю.
Лучший совет времен Калифорнийской золотой лихорадки — необходимо торговать лопатами, или спекулировать на рынке недвижимости, или красить дома — делать все, что угодно, только не добывать золото.
1848 год
Область залива Сан-Франциско была так основательно укрощена дорогами и городами и растянута, что трудно осознать, что еще совсем недавно она была неосвоенной территорией.
После того как торговцы посетили этот район в 1830-х годах, они опубликовали описания Калифорнии в газетах, потому что американцы хотели узнать побольше об этом далеком рае. Область залива состояла в основном из ранчо, миссионерских организаций и случайного форта, а коровьи шкуры и животный жир обменивали здесь на одежду, продукты питания и бытовые товары. До золотой лихорадки в Калифорнии проживали 14 000 человек, а Сан-Франциско был небольшим поселением на 500 человек.
Тут просто не было времени или людей для развития инфраструктуры — не было ни мостов через реки, ни дорог между городами. «Единственным транспортом, — пишет Долник в своей книге, — были повозки с деревянными колесами толщиной в один фут в стиле мультсериала “Флинстоуны”».
Это означало, что до области залива Сан-Франциско было столь же трудно добраться, как до далекого острова. Письма от президента к его представителю в Калифорнии плыли на корабле 6 месяцев. В 1840-х года исследователи все еще искали хорошие сухопутные маршруты через Сьерры в Калифорнию, и плавание от восточного побережья вокруг выступа Южной Америки в Сан-Франциско или Монтерей было опасным многомесячным путешествием. В середине 1850-х годов ходатайство с требованием к Конгрессу построить шоссе от Миссури до Западного побережья подписала половина населения Калифорнии.
Фото Сан-Франциско в 1851 году
В 1848 году у политиков и бизнесменов не было сомнений в том, что Сан-Франциско ждет великое будущее. Америка была в тисках «Явного предначертания» (Manifest Destiny) и готовилась к войне, чтобы вырвать контроль над Калифорнией у Мексики, а естественный порт в заливе сделал Сан-Франциско местом для развития.
Только они думали, что из-за изоляции области и масштаба необитаемости Запада на это потребуется время. Когда Мексика и Испания контролировали район, их правительства изо всех сил старались убедить людей переехать к заливу, потому что сельхозугодия ближе к границе были лучше.
Золотая лихорадка, однако, резко ускорила этот процесс.
Около 200 000 человек прибыли в Калифорнию в 1849 и 1850 годах. Всего через несколько лет более 1% населения Америки переезжали в поисках богатства, быстро превращая Сан-Франциско в массивную строительную площадку и безрассудный город, где парикмахеры искали золотые хлопья в подстриженных усах своих клиентов. Это была самая большая миграция американцев в истории, за исключением периодов мировых войн. И люди, наиболее активно участвовавшие в транспортировке этих переселенцев и товаров для них, получили огромную выгоду.
Монопольное право на Калифорнию
Трансконтинентальная железная дорога США связала Атлантический океан с Тихим в 1869 году — после обнаружения золота в Калифорнии. Но в 1855 году железная дорога в Панаме уже начала пускать поезда от одного берега до другого.
Эту дорогу построили три американских бизнесмена, один из которых уже отправлял пароходы из панамских портов на Атлантическом и Тихом океанах. Он считал, что строительство железной дороги позволит ему связать Нью-Йорк и Калифорнию и контролировать важное звено между океанами.
Это было заманчивая мысль, и в конце 1840-х годов эти бизнесмены собрали миллион долларов (примерно $30 000 000 в наше время), чтобы финансировать свою идею. Хотя Панамский канал не был построен до 1914 года, люди уже использовали Панаму как кратчайший путь через континент. После того как началась золотая лихорадка, маршрут через Панаму от Восточного побережья до Калифорнии стал распространенным вариантом.
Путешествие было опасным. Путь через Панаму, где потом была построена железная дорога, был непроходимыми джунглями. В хороших условиях люди, направлявшиеся в Калифорнию, могли пересечь ее за неделю на каноэ, толкаемом почти голым лодочником (который потряс бы тонкие чувства американцев), с последующей 20-мильной поездкой через горы на мулах.
Легкий вариант пути был попросту неудобным. Во время плохих поездок путь становился «рекой грязи» и такие болезни, как малярия, убивали десятки людей. Историк Дэвид Маккалоу (David McCullough) пишет, что Улисс С. Грант (Ulysses S. Grant), который преодолевал такой маршрут в 1852 году, чтобы занять военный пост в Калифорнии, говорил «больше об ужасах, которые он увидел в Панаме, чем об ужасах любых сражений».
Панамская железная дорога сегодня
Трое мужчин, финансировавших и строивших Панамскую железную дорогу очень мало знали о том, как это нужно делать, и, вероятно, это единственная причина того, что она была вообще построена. В неблагоприятной местности они потратили весь свой капитал за год и при этом смогли проложить только 7 миль пути. Но безумные золотоискатели спасли проект.
Сотни тысяч людей, направлявшихся в Калифорнию, жаждали только скорости. В 1851 году группа мигрантов попросила разрешение использовать проложенные 7 миль, чтобы ускорить свое путешествие через Панаму. Владельцы железной дороги поняли, что они могли бы пустить поезда на их незаконченном маршруте с выгодой, и прибыль от пассажиров и новые инвестиции с Уолл-стрит позволили закончить 8-миллионный проект строительства, который до сих пор внушает благоговение инженерам.
Когда в 1855 году был забит последний гвоздь для завершения железной дороги, компания уже получала прибыль в течение многих лет. Вскоре она стала самой высоко оцениваемой на Нью-Йоркской фондовой бирже. Потребовалось небольшое сокращение стоимости всех грузов, и возвращавшиеся из Калифорнии люди перевезли по железной дороге золота на $500 000 000 всего за 10 лет.
Когда железная дорога открылась, колонский офис в шутку отправил в головной офис в Нью-Йорке прейскурант с абсурдно высокими ценами. Но, как отмечает Дэвид Маккалоу, менеджеры в Нью-Йорке приняли это всерьез и потребовали с пассажиров $300 (в пересчете на современные доллары).
«Объяснение было достаточно очевидным» — пишет Маккалоу об огромной прибыли железной дороги. — Дорога имела полную монополию на Панамском перешейке, и до завершения Union Pacific [трансконтинентальной железной дороги] в 1869 году у нее не было конкуренции за трафик с Калифорнией».
По сути, это была монополия на дорогу в Эль-Дорадо в течение 14 лет.
Победа в золотой лихорадке
Хотя период Дикого Запада был драматизирован и романтизирован, безумство золотой лихорадки не преувеличено. Люди действительно были помешаны.
Многие доклады описывают, как казалось, что все побежали к золотым полям с инструментами и продуктами и без них тоже. И это были в буквальном смысле все. Бизнесмены в письмах отмечали, что богачи теперь должны были сами следить за домом и готовить еду, потому что вся прислуга уехала. Порт Сан-Франциско был заполонен судами, чьи команды покинули их, как только добрались до берега, так что люди просто строили причалы за ними. А одна перепись показала, что в Области залива было по 624 шахтера на 1000 человек.
Тем не менее, несмотря на эти приключенческие истории людей, пересекающих континент, получавших и терявших состояние за несколько дней, многие калифорнийцы, которые стали богатейшими жителями, такие как Томас Ларкин (Thomas Larkin) и Факсон Дин Атертон (Faxon Dean Atherton), были консервативными бизнесменами.
Когда Атертон услышал о том, что в Калифорнии нашли золото, то отреагировал скептически и написал, что надеется на обнаружение угля. Он был американским торговцем в Чили, который вел дела с Калифорнией, но не переезжал туда вплоть до 1860 года. Хотя когда все-таки это случилось, Атертон переехал в город, который в конечном счете был назван в его честь и стал одной из самых богатых областей Кремниевой долины.
Торговец дружил и сотрудничал с Томасом Ларкиным, бизнесменом, работавшим консулом в Мексике, прежде чем Америка взяла под свой контроль Калифорнию. Он был амбициозным, но не попал под влияние золотой лихорадки, несмотря на то что его письма в Вашингтон помогли ее разжечь. Он сетовал, что его рабочие покинули службу ради золотых рудников, и писал об открытии месторождения золота: «Последствия или перспективы не являются приятными или нравственными».
Но золотая лихорадка сделала обоих мужчин богатыми. Они только скромно инвестировали в золотодобычу и продажу горно-шахтного оборудования. Зато, как писали их биографы, они увидели потенциал в обслуживании десятков тысяч новых поселенцев.
Одним из первых прибыльных дел Ларкина было финансирование перевозки одежды и еды по воде в Сан-Франциско. Капитаны кораблей покупали товары в Китае, Мексике и других портах Тихого океана на десятки тысяч долларов, взятые в кредит у Ларкина. Также он выступал посредником при покупке грузов целых кораблей, когда они прибывали в Сан-Франциско. Ряд его спекуляций удвоил первоначальные инвестиции в течение нескольких месяцев.
Ларкин и Атертон наслаждались выгодной дружбой: так Атертон воспользовался знаниями Ларкина, чтобы организовать рейсы из Чили в этот новый прибыльный рынок Сан-Франциско. К тому времени, когда он переехал в Калифорнию в 1860 году, они с Ларкиным уже были одними из самых богатых людей штата благодаря торговле.
Биограф Атертона писал: «У него был глаз мечтателя и мудрость реалиста. Он был одним из тех незамеченных людей бизнеса, которые трудились, чтобы создать экономический фундамент, когда поселенцы, золотодобытчики, владельцы ранчо и магазинов зависели от их товаров и капитальных вложений».
Даже когда люди выкапывали куски золота весом до 195 фунтов в руслах Калифорнии, Атертон и Ларкин сумели стать одними из богатейших людей страны, следуя стратегии «построенной на основных элементах: продукты питания, надежные товары и инвестиции в землю».
Золотая лихорадка — источник экономического роста
В 1849 году в Калифорнии не было населения, чтобы претендовать на государственность, а формировавшиеся шахтерские города состояли из палаток и деревянных лачуг, которые сгорали каждые несколько месяцев. Но пару лет спустя в Сан-Франциско были уже величавые улицы и быстро растущее население.
В начале периода горно-ориентированной экономики продажа лопат была хорошим бизнесом. Сэм Бреннан, человек, который кричал в одиночку «Золото!», был безумно успешен, делая ставку на золотодобытчиков благодаря продажам кирок и лопат. Леви Страус (Levi Strauss) лихо стал богатым, продавая джинсы, которые подходили шахтерам, потому что карманы были прочнее из-за заклепок.
Но люди, которые получали самую высокую прибыль от золотой лихорадки не обязательно «продавали лопаты» — буквально или метафорически.
Хотя Бреннан якобы стал первым миллионером в Калифорнии, настоящий секрет его богатства заключался в переходе от продаж лопат к спекулированию на рынке недвижимости (он купил большую часть современного Сакраменто, когда тот был еще «грязным берегом у слияния рек») и банковскому делу (бизнесмен яростно лоббировал против запрета на коммерческие банковские операции в Калифорнии).
Писатель Эдвард Долник отмечает, что многие потенциальные предприниматели прибыли в Сан-Франциско с изобретенными горными инструментами в надежде продать их за бешеные деньги: «По прибытии в Сан-Франциско, люди нашли береговую линию, заваленной сотнями подобных штуковин.... И оставили их на переполненной свалке».
Калифорнийская золотая лихорадка привела к такому быстрому росту и столь повсеместному спросу, что решительный человек мог сделать хорошие деньги, занимаясь почти чем угодно, кроме добычи золота. «Каждый должен делать что-то, а что именно — не очень важно, — писал один поселенец. — Если они будут упорны, то обязательно заработают деньги».
В то время как шахтеры переживали трудности из-за заработной платы, которая была не лучше, чем та, что дома (условие, которое они приняли в обмен на шанс мгновенно стать богатыми), люди 49-го, которые отказались от мечтаний о золоте, постепенно накапливали скромные богатства, крася дома, производя одежду и готовя пироги. В сегодняшних деньгах фермер, продающий лук, зарабатывал $160 000 в 1849 году, а некоторые курьеры зарабатывали шестизначные суммы.
Эта фотография была сделана в 1906 году, после землетрясения и пожара в Сан-Франциско. Всего за шестьдесят лет до этого его население составляло несколько сотен человек.
Один историк назвал стыдным «американское видение золотой и серебряной лихорадки как приключения, а не экономической индустриализации». Потому как в то время, когда многие вновь прибывшие неистово искали богатство, наследием золотой лихорадки было создание новых отраслей и рынков, которые повлияли на всю мировую экономику.
Области от Китая до Гавайских островов и Мексики переживали инфляцию и дефицит, когда торговцы отправляли товары на этот массивный новый калифорнийский рынок. Во время лихорадки поселенцы создали целые отрасли с нуля — среди прочих, металлургию, производство пиломатериалов, сельское хозяйство, которые обслуживали Область залива Сан-Франциско, а достаточно скоро и мир.
Во время этой массивной трансформации Калифорнии от пограничной зоны до экономического двигателя, были сколочены состояния, большие и малые, миллионом различных способов. Но в основном богатства были накоплены постепенно, даже если быстро, а не благодаря случайному выбору места для добычи золота. И самый большие состояния, как правило, появились в сфере недвижимости и торговли.
Именно поэтому Томас Ларкин стал одним из или, возможно, даже самым богатым человеком в Калифорнии. Вот почему Факсон Атертон стал почти столь же состоятельным, живя в Чили, в первые 12 лет золотой лихорадки. Именно из-за этого финансисты Панамской железной дороги, а вслед за ними финансисты Трансконтинентальной железной дороги наслаждались одной из самых высоких прибылей, которая была получена в то время.
Подключение этого нового экономического двигателя Калифорнии к остальной части мира и вывод его из изоляции — были невероятно выгодными действиями.
Заключение
Золотая лихорадка никогда не была о золоте. Это история о людях, которых она привлекала. О том, что реальный источник богатства — честолюбивые, упорные индивиды, привлеченные золотом, которые в конечном итоге повернули свою энергию на создание цивилизации.
Высоких вам конверсий!
По материалам: priceonomics.com
