В этом посте будут рассмотрены вопросы, почему и каким образом семиотика (от греч. semeion — «знак, признак») может способствовать достижению некоторых из основных целей человеко-компьютерного взаимодействия (Human-Computer Interaction — HCI) и в чем заключается ее польза при разработке интерактивных продуктов.
Семиотика и HCI имеют больше общего, чем обычно признается по обе стороны культурного разрыва, удерживающего эти области порознь. Однако исследователи и специалисты-практики, работающие с этими дисциплинами, зачастую имеют столь разные интересы и точки зрения при выборе, применении и накоплении знаний, что взаимопонимание — это не только редкость, но обычно воспринимается как «больше требующее расходов, чем приносящее пользу». Эта ситуация нуждается в исправлении.
Раскрытие темы начинается с кратких определений и объяснений нескольких центральных концепций семиотики. Затем следует обсуждение более сложных проблем, связанных с привлечением семиотики в область исследований HCI. Затем, следуя концепциям семиотической инженерии (Semiotic Engineering), мы пересмотрим компьютерно-опосредованное общение с учетом проблем обучения грамотности в 21 веке. Для начала мы покажем, что базовые навыки компьютерной грамотности, проявляемые современными пользователями, на самом деле являются семиотическими инженерными умениями того же типа, что и у профессиональных разработчиков и дизайнеров. После чего будет продемонстрировано, как человек может использовать эти навыки при участии в различных социальных процессах. В заключении будет представлен ответ на вопрос: «Что семиотика может дать мне как разработчику пользовательского опыта (User eXperience — UX)?»
1. Несколько предварительных определений
Семиотика представляет собой науку о знаках. Хотя это определение является безоговорочно корректным, оно бесполезно для тех, кто не знает, что за знаки и каким именно образом можно изучать в рамках семиотики. Итак, начнем с дополнительных определений. Выбранный материал также проиллюстрирует читателю вид культурного разрыва между семиотикой и HCI, выражающийся через терминологию и концептуальное обрамление.
В «Энциклопедии семиотики» 1998 г. (Encyclopedia of Semiotics), изданной под редакцией канадского семиолога Поля Буиссака (Paul Bouissac), в главе «Знак» освещаются многочисленные вариации того, как философы и семиотики на протяжении веков определяли центральный объект, представляющий интерес для этой дисциплины. Вот два из таких определений:
- Согласно традиции, заложенной швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром (Ferdinand de Saussure): «[...] знак можно понимать как соотношение различий».
- В рамках традиции, основоположником которой был американский философ и математик Чарльз Сандерс Пирс (Charles Sanders Peirce): «[...] определяющей характеристикой знаков является их способность определять дополнительные знаки [в сознании]».
Соссюр и Пирс являются отцами-основателями семиотики. Хотя они были современниками (Соссюр умер в 1913 году, а Пирс — в 1914 году), они жили на разных континентах (соответственно в Европе и Северной Америке) и следовали совершенно независимыми друг от друга путями. Соссюр был лингвистом, проявлявшим интерес к формальным характеристикам естественных языков. Пирс был философом-логиком, интересовавшимся процессами определения смысла и знаний. Вышеприведенные определения в высшей степени корректны в рамках соответствующих им теорий, но они звучат как загадка для тех, кто не является специалистом. Мы упомянули их, чтобы проиллюстрировать риторические различия между дисциплинами, чьи противоречия мы должны осознать, чтобы воспользоваться преимуществами междисциплинарных исследований.
1.1. Теория Соссюра
Фердинанд де Соссюр
С учетом того, что Соссюр был сосредоточен почти исключительно на лингвистических знаках, коррелятами (соотносительное понятие, содержание которого уясняется при сопоставлении с каким-либо другим понятием), при помощи которых он определил знак, были: акустический образ (означающий — фр. Signifiant) и понятие (означаемое — фр. Signifié). Первый — физический объект, тогда как последний является абстракцией. Различия определяют, что представляет собой знак на разных уровнях и измерениях. В качестве краткой иллюстрации возьмите слово «конфиденциальность» (Privacy) в английском языке. Его акустический образ в разговорном языке не уникален: некоторые говорят |prɪvəsi|, а другие говорят |praɪvəsi|. Хотя в английском языке длинный гласный звук |aɪ| отличается от короткого гласного |ɪ | (например, |baɪt| и |bɪt| не являются одинаковыми словами), это различие нейтрализуется словом «конфиденциальность»: понятие, независимо от произношения, выражается одно и то же. Итак, что такое знак? В фонологии |aɪ| и |ɪ| являются знаками, потому что они имеют существенные различия. Один из них связан с понятием «длинный гласный», а другой — с «коротким гласным». Однако в синтаксисе или семантике |prɪvəsi| и |praɪvəsi| не являются отдельными знаками.
Различие является очень мощным принципом для создания значения и смысла. В естественных языках различия и оппозиции (противоречия) являются системными. То есть некоторые сочетания противоположностей являются повторяющимися и значимыми для языка, тогда как другие — нет. Поэтому язык можно охарактеризовать как перечень знаков и комбинаций знаков (или структур), для которых корреляция между означающим и означаемым может быть формально установлена посредством системных различий.
Вот простой пример того, как этот принцип может быть применен в контексте HCI.
Рисунок 1: Противоречия по форме, не соответствующие смысловым оппозициям
Рисунок 2: правильно сформированные структуры знаков в HCI
Рисунок 3: неправильно сформированные структуры знаков в HCI
На рисунке 1 мы видим разные исполнения знакомого элемента управления окном интерфейса. Означающие представлены разными знаками с точки зрения фонологии HCI. Однако в синтаксисе и семантике HCI вся коллекция соответствует одному лексическому элементу (один знак для команды «Закрыть окно»). На рисунке 2 и рисунке 3 мы видим параллель со структурной моделью Соссюра. В одном случае знак «Закрыть окно» сочетается с другими знаками, системно использующимися вместе с ним, тогда как в другом случае он совмещается со знаками, которые никогда не должны совпадать с ним. Следовательно, на этом «языке интерфейса» правильно сформирована только одна из двух структур.
Обратите внимание, что корреляции означающий/означаемое в языках интерфейсов выражены намного слабее, чем в естественных языках. Семиотические корреляции запрограммированы на софтверном уровне. По сравнению с естественным языком это может быть как благословением, так и проклятием. «Благословение» обуславливается тем, что в языках интерфейсов, в отличие от естественных языков, концептуальная корреляция знаков может (и должна) полностью определяться и создаваться механическим процессом. Таким образом, мы всегда имеем доступ к происхождению значения знака. «Проклятие» заключается в том, что механическое назначение означаемых в качестве коррелятов для означающих в масштабах интерфейса произвольно программируется посредством человеческих разумов. То есть ничто не может помешать злонамеренному программисту указать, что «|x|» будет блокировать, а не закрывать окно. Иначе обстоит дело в естественных языках: никто самовольно не может решить и установить, что отныне «Privacy» имеет в английском языке какое-то другое значение. Соотношение между частями знаков в формальных грамматических описаниях естественных языков никогда не устанавливается отдельными лицами.
Этот пример дает нам возможность упомянуть еще одну фундаментальную дихотомию, имеющуюся в теории Соссюра: различение между языком (фр. Langue) и речью (фр. Parole). Это важное противопоставление вызвано тем, что персональные варианты использования языка не влияют на систему. Не представляет труда собрать многочисленные примеры индивидуального лингвистического поведения, противоречащие общепринятым правилам и условностям данной языковой системы (все мы делаем случайные ошибки). Однако индивидуальные и спорадические вариации не влияют на языковую систему. Только когда такие вариации проникают в формальную абстрактную и всеобщую систему знаков, распространяющуюся на большие промежутки пространства и времени, они на самом деле приводят к изменениям в языке. Другие вариации, наблюдающиеся в рамках меньшего пространственного и временного охвата, соответствуют изменениям в речи.
Соссюр интересовался теорией языка, его формальной теорией знаков. Это относится к скрытой картезианской (декартовской) традиции, действующей под поверхностью не картезианских понятий, таких как определяющие силы социальных структур и общественных договоров. «Декартовский ген» в данной теории — это предположение, что лингвисты могут описывать язык и что индивидуальные умы могут иметь доступ к сверх-индивидуальным концепциям и формулировать их в абстрактных формах — без учета психологических, социальных, пространственных и временных непредвиденных обстоятельств. Другими словами, описание языковых объектов со стороны лингвиста должно быть оправдано способностью этого человека улавливать абстрактные «означаемые», существующие независимо от его разума, и оберегать их от «загрязнения» со стороны индивидуальной интерпретации при построении формальных теорий языка.
Часть более сложной философии Декарта, не обсуждаемая здесь, заключалась в том, что индивидуальные умы, используя «методическое сомнение» и анализ, могли получить доступ к окончательным, высшим значениям объектов. В конечном счете Декарт верил, что уму удастся постичь некое первичное знание, которое представляет собой истинного смысл изучаемого объекта. В оставшейся части этого поста всякий раз, когда мы будем использовать термины «декартов» или «картезианский», подразумевается этот конкретный аспект теории Декарта, имеющий важное значение для обсуждения альтернативных семиотических теорий и их применения к HCI.
1.2. Теория Пирса
Чарльз Сандерс Пирс
Пирс, как уже упоминалось, интересовался логикой и происхождением значений. Его теория действительно может быть сформулирована как обстоятельное и глубоко продуманное опровержение декартовых канонов, о которых мы только что упоминали. Он определил знаки как структуру из трех частей, состоящую из собственно представителя [знака] (Representamen), объекта и посреднического элемента — интерпретанта (Interpretant), который связывает объект с его представлением в чьем-то сознании. Другими словами, если нет умственного посредничества, нет ничего, что являлось бы представлением чего-либо. Это, вероятно, напомнит читателю о поговорке «смысл — в уме смотрящего». Но, как покажут следующие параграфы, теория выходит далеко за пределы интуитивных интерпретаций
Определяющая особенность знаков — то, что они могут генерировать другие знаки, — относится к тому факту, что, согласно Пирсу, выступающий в качестве посредника интерпретант, как и собственно знак, представляет собой объект, который он связывает с конкретным представлением. Другими словами, интерпретант является представлением второго порядка самого объекта. Знак сам по себе является генеративным рекурсивным «семенем», которое порождает другие знаки — до бесконечности.
Чтобы проиллюстрировать, как эти понятия могут использоваться в практическом описании контекста человеко-компьютерного взаимодействия, вернемся к элементу управления окном интерфейса «|x|»:
Рисунок 4: простые знаки интерфейса могут порождать неограниченный процесс их интерпретации.
С позиций теории Пирса значок «|x|» есть представитель всего знака, тогда как обозначенная им вычислительная процедура, которая вызывает четко определенное последующее состояние системы (в котором окна «Street video» больше не видно) является его объектом. Все самое интересное связано с интерпретантом. Какой посреднический знак (который будет генерировать другие знаки) связывает представление и объект вместе? Чтобы ответить на этот вопрос, нам пришлось бы исследовать сознание, например, условных «разработчиков» и «пользователей».
Мы уже можем заметить, что теория Пирса отличается от концепции Соссюра по своей направленности и сущности, а также каким образом — в контексте этого поста — позиционирование семиотической теории относительно некоторых аспектов картезианской традиции может активно влиять на судьбу ее применения в HCI.
Например, нельзя упустить из внимания противоречие между точкой зрения Пирса на смысл знака и алгоритмической природой интерпретации и генерации интерфейса в компьютерных системах. Также нельзя игнорировать совместимость между теорией Соссюра и основными принципами формального языка и теории автоматов в информатике. Тем не менее теория Пирса является для HCI куда более многообещающей, чем кажется на первый взгляд. А теперь кратко ознакомимся с парой дополнительных понятий и определений.
Первым упомянем наиболее широко известное и используемое определение от Пирса:
«Знак [...] — это то, что для кого-то состоит в некотором отношении к чему-то. Он [...] создает в сознании этого человека эквивалентный знак или, возможно, более развитый знак».
Обратите внимание, что посредничество интерпретатора осуществляется «в некотором отношении или вместимости» (т. е. по какой-то потенциально необъективной и ничем необоснованной причине). Таким образом, хотя большинство пользователей будут стремиться создать интерпретацию для «|x|», по крайней мере на первый взгляд подходящую для непосредственного контекста взаимодействия, представленного на рисунке 4, но впоследствии генерируемые знаки, вероятно, будут сильно отличаться. Например, вследствие неудачного предыдущего опыта некий пользователь может признать, что значок «|x|» означает «Закрыть окно», но будет развивать дальнейшие интерпретации, согласно которым наличие «|x|» в этом конкретном окне фактически является результатом плохой верстки. Он может поверить в то, что если нажмет на значок и закроет это окно, браузер «заморозится». Он полагает, что для предотвращения неблагоприятной ситуации элемент управления «|x|» не должен быть активным, особенно потому, что кнопка «Закрыть и вернуться» (Close & Return) позволяет безопасно контролировать операцию закрытия. Однако другой пользователь, благодаря более удачным взаимодействиям, может разработать интерпретацию, согласно которой элемент управления «|x|» и кнопка «Закрыть и вернуться» означают точно то же самое. Различие, по его мнению, носит практический характер. Типовая команда «закрыть окно» может быть передана разными знаками: либо кликом по значку «|x|», либо нажатием определенной комбинации клавиш. Последний способ может быть более быстрым, чем альтернативное действие «укажи и щелкни [мышью]».
Таким образом, в то время как продвинутые пользователи могут интерпретировать присутствие «|x|» в том значении, что использование ввода с клавиатуры для управления окном (показанным на рисунке 4) разрешено, начинающие пользователи могут вообще упустить это значение «|x|» и интерпретировать его как закрытие окна, для чего они должны нажать на кнопку «Close & Return». Следующие этапы рассуждений в теориях каждого пользователя о том, что «|x|» означает в разных ситуациях, практически невозможно предсказать, поскольку выводы в значительной степени зависят от опыта взаимодействий с программным обеспечением, уровня технической осведомленности и буквально всех других мыслимых значений.
Вторая концепция теории Пирса, которую этот пример помогает проиллюстрировать, — это процесс абдуктивного рассуждения (также известный как гипотетическое обоснование), который лежит в основе — согласно рассматриваемой теории — всех видов деятельности по определению смысла. Проще говоря, такое рассуждение состоит в выдвижении гипотез, объясняющих (то есть интерпретирующих) существенные элементы реальности, окружающей нас. Гипотеза — как только она возникает — проверяется посредством доказательств, имеющихся в распоряжении. Если доказательства противоречат гипотезе, она отвергается, после чего создается и тестируется новая. Если доказательства не опровергают сделанное предположение, то гипотеза принимается как общий принцип, способный связывать не только протестированные экземпляры представлений с проверенными объектами, но также — и что еще более важно — будущие примеры пар означающее/означаемое. Этот принцип справедлив до тех пор, пока не будут найдены дополнительные доказательства, требующие пересмотра существующих убеждений. Этот бесконечно длинный процесс генерации знаков называется семиозисом (semiosis — «процесс интерпретации знака, или процесс порождения значения»).
Пользуясь этой концепцией можно, например, объяснить наблюдения первопроходцев исследований HCI Джона Кэррола (John) и Мэри Бет Россон (Mary Beth Rosson), о которых ими сообщалось в их ранней работе о человеко-компьютерном взаимодействии «Парадокс активного пользователя» («The paradox of the active user», 1987 г.). Авторы отмечают, что пользователи «спешно выстраивают одноразовые теории» о том, как работает компьютерная система, и отказываются получить дополнительную информацию, даже если они серьезно ошибаются насчет семантики языка интерфейса, что может привести к неэффективной и безрезультатной интеракции. Объяснение этого феномена с точки зрения Пирса заключается в том, что в процессе гипотетических рассуждений пользователи сталкиваются с опосредующими знаками, которые не требуют или не мотивируют дальнейшие абдуктивные усилия. Пользователи довольствуются своим выводом и зацикливаются на этом выработанном убеждении (то есть интерпретанте, который будет использоваться в других ситуациях, связанных с приданием смысла). Даже если с точки зрения разработчика программы эти рассуждения и толкования совершенно неправильны, пока они «работают», пользователи будут уверены в своей абсолютной правоте. Смысл знака «работы» — а не значение самих элементов интерфейса — является в этом случае ключом к пониманию моделей взаимодействия и выбора.
Третья и последняя дополнительная концепция, которую мы обсудим в отношении семиотики Пирса, — это подлинный смысл знаков. Если человеческий разумы способен применять совершенно разнонаправленные интерпретации знаков, то как два человека смогут понять друг друга или по крайней мере действительно верить, что они это делают? И, что еще более важно, существует ли такая вещь, как истинный смысл знаков?
С позиции теории Пирса смысл возникает в постоянно меняющейся цепочке «эквивалентных [...] или, возможно, более развитых» знаков. Последующие интерпретанты связываются между собой, исправляются, настраиваются, расширяются, стабилизируются и дестабилизируются в силу настойчивости реальности. Не вдаваясь в очень сложные подробности теории Пирса касательно истины и подлинных смыслов, стоит выделить несколько моментов, относящихся к его конкретным взглядам на реальность и ее роль в процессах создания знаков:
1. Создание знаков (которое в терминологии этого поста можно считать эквивалентным приданию значения) является естественным способом человеческой реализации, подобно тому как способность летать представляет собой природное качество птиц. Люди не могут не придавать значения тому, что они ощущают в окружающем их мире, поэтому реальность всегда опосредована через знаки.
2. Поскольку процесс придания значений осуществляется на основе гипотез, то инстинктивное создание знаков человеком по сути своей подвержено ошибкам. Мы постоянно ошибаемся, когда интерпретируем действительность. Однако наш врожденный интерпретирующий аппарат таков, что он может исправлять ложные толкования при обнаружении новых доказательств. Этот режим ментальной активности знаменует собой первый и важнейший шаг в любой человеческой умственной деятельности: от обыденных ежедневных выводов о свежести продуктов на прилавке до академических дебатов о достоверности научных теорий.
3. Принцип, заставляющий человеческое знание тяготеть к «истине», — это настойчивость реальности, неумолимый огромный комплекс доказательств, предоставляемых окружающим миром. Это явление также указывает на то, что в этой теории истина является не результатом интроспективной деятельности индивида (как пожелал бы это объяснить Декарт), а коллективного постоянно продолжающегося семиотического процесса, в котором абдуктивные исправления, сделанные и выраженные другими умами, проникают в культуру через социальные процессы, которые в конечном итоге влияют на индивидуальный смысл. Следовательно, рассматриваемое в качестве социального, культурного и исторического процесса человеческое толкование реальности тяготеет к истине.
Вернемся к человеко-компьютерному взаимодействию, где эти три только что рассмотренных аспекта позволяют переосмыслить самые ожесточенные противоречия отрасли. Возьмем, например, ожесточенную критику, обрушенную авторитетным исследователем UX/UI Джаредом Спулом (Jared Spool) на ориентированное на пользователя проектирование (User-Centered Design — UCD). В 2005 году, выступая на конференции, проводимой Ассоциацией компьютерной инженерии (Association for Computing Machinery — ACM), помимо всего прочего Спул заявил, что «за пределами сферы деятельности небольших команд с “простыми” проблемами формализованный UCD, похоже, не работает» и «ориентированное на пользователя проектирование претендует на роль инженерной дисциплины (обладающей формализованными методами, которые обеспечивают воспроизводимость результатов независимо от практикующего), но на самом деле ведет себя так, будто является ремеслом (полностью зависит от навыков и талантов практиков и не может обеспечить повторяемость результатов).
Точка зрения Спула является хорошим примером того, как «настойчивость реальности» связана, но не совпадает с «повторяемостью результатов». С учетом трактовки значения в теории Пирса получается, что прогнозы о том, как пользователи будут интерпретировать знаки интерфейса, должны приниматься очень осторожно. Когда создается значение естественного и культурного миров, пути гипотетических рассуждений пользователя в конечном итоге будут исправлены и уточнены настойчивостью огромного количества фактов, которые проникают в сознание как условно связанные друг с другом «в некотором отношении или в качестве». Действия в непредвиденных обстоятельствах — ремесло, которое является противоположностью «повторяемости результатов», ожидаемым Спулом, — это фактически сущность придания смыслов человеком.
Компьютер кодирует знаки интерфейса, которые, однако, не похожи друг на друга. Они являются — и должны быть — однозначно определяемыми и спроектированными как программные артефакты, которые постоянно «повторяют» точно такую же механическую интерпретацию и генерацию для каждого представленного в программе знака. Эти представления создаются человеческим разумом (разработчиками программного обеспечения) и предназначены для воздействия на сознание других людей(пользователей). Неумолимое повторение этих репрезентаций в интерфейсах компьютерных систем с онтологической точки зрения очень отличается от того, что Пирс называет «настойчивостью реальности». Фактически, знаки интерфейса компьютера являются не более чем выражением конкретного момента на чьем-то — одного разработчика или же группы — пути гипотетических рассуждений, который также подвержен ошибкам интерпретации, как и абдукция любого пользователя, пытающегося понять интерфейс.
Таким образом, мы видим, что энергичная критика Спула в адрес ориентированного на пользователя проектирования перекликается с некоторыми из декартовых концепций, которые мы обсуждали выше. Декарт — как и последователи концепции UCD — находился в поисках повторяющегося семиозиса, «независимого от практикующего», что означает независимость от разума, которая должна, тем не менее, быть умственно достигнута посредством использования человеком строгих методов контроля и анализа. С семиотической точки зрения интерес к этой дискуссии заключается в том, чтобы показать, что существуют теоретические решения, выходящие за пределы картезианства, и что в зависимости от того, делается ли основной упор на семиозисе либо человеческом, либо компьютерном, некоторые варианты оказываются лучше других. В качестве иллюстрации мы прокомментируем два альтернативных пути.
Датский лингвист Луи Ельмслев (Louis Hjelmslev) опирался на идеи Соссюра, но дал им более аксиоматическую интерпретацию. Согласно его мнению, знаки могут быть изучены в качестве соотношения между любыми двумя автономными системами. Ни одна из них не привязана к психологической реальности (хотя такую связь установить можно). Американский философ, один из основателей семиотики Чарльз Моррис (Morris 1971), в свою очередь, следовал идеям Пирса, но дал им радикально бихевиористскую интерпретацию. По его мнению, знаки должны определяться с точки зрения стимулов и ответных реакций. Под влиянием представления Пирса о том, что привычка является мощной опосредующей силой в процессах создания знака, Моррис разработал семиотическую модель, которая объясняла все знаковые процессы в терминах реакций, вызванных наличием знаков при определенных условиях.
1.3. Культура, обозначение и сообщение
Прежде чем перейти к следующим разделам, вернемся к высказыванию о том, что «значение находится в сознании наблюдателя» для формулирования окончательных замечаний относительно условий человеческого взаимопонимания. Мы обратимся к работе «Теория семиотики» (Theory of Semiotics, 1976 г.) итальянского ученого, философа и писателя Умберто Эко (Umberto Eco), интересным образом объединяющая элементы научного наследия как Пирса, так и Соссюра. С одной стороны, Эко утверждает, что знаки провоцируют бесконечную длинную цепочку других знаков в уме (он говорит о неограниченном семиозисе). С другой стороны, он определяет знаки как соотносительные понятия (корреляты) для содержания и выражения. По-видимому, расходящиеся перспективы согласуются с введением культуры в два фундаментальных семиотических процесса: обозначение и сообщение.
- Обозначение — это наличие взаимосвязи между содержанием и выражением. Системы обозначений являются сборниками «дискретных единиц [...] или обширных частей дискурса при условии, что корреляция ранее была установлена общественным соглашением».
- Сообщение — это процесс, в котором «возможности, предоставляемые системой обозначений, используются для физического производства выражений для многочисленных практических целей» (цит. по Эко, «Теория семиотики»).
Обратите внимание, что Эко не говорит, что в сообщении повторяются соглашения, закодированные в системах обозначений. Он утверждает, что отправители сообщений используют возможности, предоставляемые системой обозначений. Другими словами, сообщение может включать в себя производство знаков, выходящих за рамки системы, наряду с использованием знаков, установленных социальной конвенцией. Фактически, теория производства знаков Эко определяет сообщение как процесс, который манипулирует знаками, «рассматривая или игнорируя существующие [социально конвенциализированные] коды» (Эко, там же). Главенствующая роль общественных соглашений в общении, даже при выходе за пределы существующих систем обозначений, помещает культуру в центр семиотики Эко, которую он фактически характеризует как логику культуры. Семиотика, согласно его мнению, является, таким образом, всесторонним изучением обусловленных культурными факторами кодов и вывесок на всех уровнях человеческого опыта.
2. Семиотика и HCI: две дисциплины, две культуры
Работа исследователя в области информатики Рудольфа Хиршхайма (Rudolf A. Hirschheim) и его соавторов «Разработка информационных систем и моделирование данных: концептуальные и философские основы» (Information Systems Development and Data Modeling: Conceptual and Philosophical Foundations) поможет нам понять, почему семиотика и HCI существуют отдельно друг от друга.
Следуя общепринятому мнению о том, что информационные системы являются техническими реализациями социальных систем, авторы отслеживают различия между подходами, концепциями, моделями, методами и даже инструментами ISD (Information Systems Development — разработка информационных систем), применяемыми для интерпретации реальности ее сторонниками. Основываясь на работе британских социологов Гибсона Баррелла (Gibson Burrell) и Гарета Моргана (Gareth Morgan), посвященной организационному анализу «Социологические парадигмы и организационный анализ» (Sociological Paradigms and Organisational Analysis), Хиршхайм и соавторы перечисляют четыре парадигмы в исследованиях и профессиональной практике ISD. Парадигмы — это упрощенные модели мировоззрения, созданные путем объединения конечных точек двух осей: объективность-субъективность и конфликт-порядок (см. таблицу 1).
Парадигма | Выбор между объективностью и субъективностью | Выбор между порядком и конфликтом | Предположения о реальности |
Функционализм | Объективность | Порядок | В социальной действительности существует объективный порядок, который может быть изучен и описан независимо от субъективной интерпретации |
Социальный релятивизм | Субъективность | Порядок | Реальность — это социальная конструкция, которая является результатом интерпретаций, определяемых непрерывными культурными изменениями |
Радикальный структурализм | Объективность | Конфликт | Реальность определяется объективными надстройками, которые находятся в конфликтах неизменного уровня мощности |
Неогуманизм | Субъективность | Конфликт | Реальность постоянно трансформируется множеством объективных и субъективных эпистемологий, которые сосуществуют и способствуют исторической эволюции |
Таблица 1: парадигмы Хиршхайма и коллег, лежащие в основе развития информационных систем.
Различные предположения о реальности, показанные в последнем столбце таблицы 1, могут быть сопоставлены с различиями между точками зрения Соссюра и Пирса на значение (смысл). Это не означает, однако, что один и тот же набор парадигм может быть создан только в рамках семиотической теории или что Соссюр или Пирс руководствовались принципами функционализма, социального релятивизма, радикального структурализма или неогуманизма. Мы можем лишь отметить тот факт, что парадигмы, исключающие субъективность, имеют более высокую согласованность с определениями смысла и меньше говорят об умственном посредничестве, чем те, которые включают ее, и наоборот. Точно так же, говоря только о парадигмах, где важен порядок, следует заметить, что определяющие характеристики функционализма в таблице 1 более совместимы с декартовыми канонами, чем в случае социал-конструктивизма.
Хиршхайм и соавторы отмечают, что большая часть работы о разработке информационных систем, опубликованных до 1995 года, косвенно попадает в перспективу функционализма, согласно которой субъективная интерпретация не играет роли, когда возникают системные требования и, например, создаются модели данных. С этой точки зрения тестирование гипотез относительно эмпирических данных не позволяет субъективным интуициям, убеждениям и устремлениям «загрязнять» научные знания об объективной реальности. Следовательно, эта парадигма издавна поддерживает цикл обратной связи, в котором информационно-коммуникационные технологии (Information and communication technology — ICT) рассматриваются и вырабатываются как безличный (то есть несубъективный) результат применения эмпирически проверенных фактов и принципов для решения проблем. Таким образом, ученые в области компьютерных наук все чаще прибегают к эмпирическим исследованиям, которые представляют больше фактов и принципов, но очень мало говорят о своих толкованиях того, что они означают, почему и при каких условиях.
В качестве многодисциплинарной области HCI включает в себя почти такое же разнообразие с точки зрения научных традиций, как число дисциплин, которые могут быть перечислены среди тех, кто сделал в нее вклад (например, психология, антропология, социология, дизайн, эргономика и информатика — и это далеко не полный их список). Однако большая часть ее успехов и престижа связана со все более совершенными и широко распространенными видами интерактивных продуктов, поступающих от индустрии информационно-коммуникационных технологий. В этом контексте большим спросом пользуется прогностическая информация, основанная на надежных практических экспериментах. Промышленность жадно ищет проверенные факты и принципы для руководства своими инженерными процессами и установления норм и стандартов. Таким образом, давление промышленных требований на исследования HCI усиливает функциональные точки зрения в области науки и укрепляет убежденность в том, что ученые и технологи выполняют свою работу беспристрастно, придерживаясь методов статистической оценки, применяемых к объективно собранным эмпирическим данным.
Например, семиотические подходы были успешно применены в маркетинге и рекламе, что предполагает, что человеко-компьютерное взаимодействие и семиотика могут объединить усилия, чтобы отвечать промышленным требованиям. Тем не менее, в силу противоположности научных традиций и практик, лежащих в основе каждой из этих сфер деятельности, он продолжают развиваться в различных направлениях.
Практики-семиотики, ведущие свою «родословную» от научной школы Пирса, заинтересованы в богатом разнообразии значений, возникающих в контексте создания знака и его толкования. Они могут использовать широкомасштабные интерпретационные и герменевтические методы для глубокого понимания процессов, лежащих в основе придания смысла, прежде приступить к применению статистических методов, ведущих к установлению общих значений фактов и принципов. Кроме того, они не должны упускать из виду тот факт, что для того чтобы установить главный объект их расследования (знак или знаковый процесс), они нуждаются в посредничестве своих собственных умов. То есть, чтобы взять что-либо в качестве знака (или доказательства) других знаков или знаковых процессов, представляющих интерес, исследователи сами должны произвести интерпретацию. Процесс и продукт их исследования будут полностью зависеть от других знаков: своих собственных предположений, критериев валидации, выводов и, наконец, не в последнюю очередь от того, каким образом они обозначают свой процесс обнаружения знаний и сообщают о нем научному сообществу. Основными критериями научной обоснованности, которые должны быть очевидны в этой конкретной ситуации, является то, что недавно обнаруженные знаки могут: быть сформулированы в согласованный беспристрастный дискурс, который последовательно относится к ранее существующим знаниям; корректировать, расширять или внедрять новые аспекты научных исследований; подвергаться оценке других исследователей в научном сообществе; и в результате такого воздействия содействовать развитию коллективных научных знаний.
Эта точка зрения в значительной степени контрастирует с той, которая требует подтверждения научной обоснованности только результатами исследований, полученными посредством практических тестирований гипотез и последующими статистическими выводами. Во-первых, хотя семиотический подход подтверждает научную обоснованность знаний, полученных с помощью этих методов, он требует, чтобы выбор гипотез учитывался как значимый процесс. Почему были выбраны эти гипотезы? Почему они важны сами по себе или более значимы, чем другие возможные гипотезы? Во-вторых, и, как следствие, он вводит на территорию легитимированной научной деятельности собственно разработку «кандидатских» теорий и гипотез, которые будут проверяться в процессе эмпирических исследований знаний. С помощью строгих методов интерпретации семиотика готова проверять и валидировать процессы, посредством которых ученые придают смысл (то есть «интерпретируют») своим гипотезам — получается нечто вроде методологического «замкнутого круга».
Эти противоречивые особенности могут объяснить, почему семиотическое знание обычно рассматривается сообществом HCI как умозрительное и субъективное, непрактичное философское обсуждение, которое не может предоставить полезную информацию относительно проектирования и имплементации технологий. Точно так же они также могут объяснить, почему исследователи с сознательным или бессознательным семиотическим пониманием технологических проблем склонны скептически относиться к теориям HCI, основанным на гипотезах, выбор которых осуществлялся без надлежащей тщательности. Более того, мотивированные огромным разнообразием человеческих стратегий придания смыслов, эти исследователи могут быть гораздо более привлечены всевозможными вариациями интерпретационного поведения пользователей, учитывающими даже небольшие контекстуальные изменения, чем закономерностями, обнаруженными в рамках жестко контролируемых лабораторных испытаний.
Учитывая вышеупомянутые различия в цели, практике, убеждениях и ценностях, самым трудным препятствием для объединения семиотики и HCI, вероятно, не является тот факт, что семиотика требует обширного изучения незнакомых концепций и методов. Это всегда имело место в многодисциплинарных исследовательских практиках, которые характерны для человеко-компьютерного взаимодействия. Реальная задача для двух дисциплин, похоже, заключается в том, как объединить различные эпистемологии и подняться выше споров о научной обоснованности. Только тогда «зерно» семиотики сможет «проклюнуться» на территории HCI.
В достаточной мере осветив теоретическую часть взаимосвязи семиотики и человеко-компьютерного взаимодействия, в следующей части мы приступим к рассмотрению практических примеров из области взаимопроникновения этих дисциплин.
Высоких вам конверсий!
По материалам: interaction-design.org
